Машина времени в джакузи / Hot Tub Time Machine

У патологически интеллигентного артиста Джона Кьюсака всегда было удивительно непроницаемое, скучное-прескучное, хотя и дающее определенные гарантии лицо. От сугубо жанровых комедий с его участием можно ожидать чего угодно — как сатирического памфлета, так и марципанового ромкома — тем не менее, любая из этих картин будет практически всегда выдержана в традиционном для Кьюсака семейном формате. Оно и понятно, с таким лицом хорошо получаются далеко не многие вещи: ну там постоять, к примеру, на коленях перед очередной роковой красоткой, которой герой должен по сценарию протянуть гвоздичку или обручальное кольцо. А еще можно, не меняя выражение, даже не поведя бровью, изображать с тождественным успехом трогательную холостяцкую тоску рядового обывателя какого-нибудь затрапезного американского бара. Пожалуй, есть еще около десятка схожих по духу дел, которыми этому замечательному актеру обречено заниматься на экране до конца своей жизни. И, кто бы мог подумать, что с такой физиогномикой Кьюсака вдруг занесет в скабрезную юмореску, рассказывающую отборным матом про крепкую, как стопка «сорокаградусной», мужскую дружбу.

Прежде всего, «Машина времени в джакузи» — это наглядная демонстрация редкой на сегодняшний день режиссерской последовательности. Начинается фильм с того, что грузный негр энергично копошится рукой в прямой кишке жалобно скулящего пса. Следующей шуткой, которую в буквальном смысле отмочат сценаристы, будет извлечение уретрального катетера из соответствующего органа, причем с коллективным орошением соответствующей жидкостью. Еще через несколько секунд зрителю покажут символическую белочку (правда, не алкогольный делирий, а грызуна), на которую зачем-то стошнит одного из героев. Так, к превеликому сожалению, до самого финала, хотя и в бутафорском антураже дружественных 80-х, куда невзначай попадают персонажи ленты с помощью мистической «джакузи времени».

Разумеется, все это непотребство по понятным причинам разбавлено столь обязательными для жанра культурными отсылками. Есть действительно удачные, вроде ретро-подростков, которые, недоуменно покрутив в руках Iphone и баночку энергетика отечественного розлива, принимают визитеров из нулевых за русских шпионов. А есть и такие, которые кажутся либо чем-то неизбежным («какого цвета Майкл Джексон?», «как же я теперь узнаю, чем закончится Лост»), либо фарсом ради фарса (Чеви Чейз как символ былой эпохи, Криспин Гловер в качестве напоминания про «Назад в будущее» и совсем уж надуманное обязательство не нарушать тогдашний ход событий под дружные возгласы о том, что «Эффект бабочки» — наикрутейшее кино).

На аллюзиях, в принципе, фильм и заканчивается. Сам по себе сюжет здесь откровенно рыхлый, да и все в нем как-то совсем уж скучно и грустно: сорокалетние помятые бездари оказываются на деле банальными нытиками; песенки из репертуара группы Black Eyed Peas, исполняемые под овации набриолиненных жителей 80-х, воспринимаются форменным издевательством не только над этими жителями, но и над зрителем; похабная шутка про оральный секс на спор — та еще гадость, к тому же невежливо слямзенная у режиссера Кевина Смита.

Относительно артиста Кьюсака, раз уж мы тут о нем упомянули: он опять очень печальный и опять с романтической линией. Смотреть, как актер мается, будучи заброшенным в это пост-эпетоуское чистилище, несколько неловко. Но зато все его взгляды с поволокой и глаза на мокром месте сегодня производят впечатление совершенно неотделимой от концепта детали, причем очень точно выражающей как ностальгическую меланхолию главного героя, так и персональное отношение самого Кьюсака к фильму. Непонятно, как еще должен себя чувствовать человек, когда эпоха, в которой осталась былая молодость, становится площадкой для состязания в гиковском остроумии между тремя сценаристами, чуть ли не ежегодно сочиняющими все эти до невозможности дурацкие комедии новой формации.